Остались в сердце навсегда
Вот уже который раз по телевидению показывают сюжеты, где ученики оскорбляют и даже избивают учителей. Для меня это не только возмутительно – это даже за гранью моего понимания.
БЕЗ ДЕВОЧЕК
Хочу рассказать о педагогах, которые наиболее запали мне в душу. В первый класс я пошёл в сентябре 1953 года в школу № 2 на улице Ленина. Обучение тогда было раздельное, наша школа была мужской. А вот Ленинская № 1 по улице Маяковского – женской. Три года мы, 30 пацанов, учились без девочек. Правда, к нам приходила вожатая – ученица старших классов школы № 1. Но это было совсем не то. Только в четвёртом классе нас перевели в первую школу, и у нас появились девочки! С косичками-бантиками! Для нас это было потрясение. Да и в школе стало девчонок полно. В некотором смысле – стимул к самоутверждению.
УЧИТЕЛЬНИЦА ПЕРВАЯ МОЯ
Думаю, что про Анну Ивлюшову можно сказать – Учитель (именно так, с большой буквы!). Молодая, чисто и опрятно одетая, с большими глазами, русые волнистые волосы доходили ей до плеч.
Первоклассник я был непоседливый, любознательно-любопытный. Про таких говорят, что у них шило в одном месте. Да к тому же ещё с фантазией, которая работала не в ту сторону. Не помню, что я сделал, но уже в первый учебный день пол-урока простоял в углу. Я всегда стойко выносил наказания: отец частенько и ремешком порол. Так что угол – это цветики. Но мы были воспитаны так, что к учителю нужно относиться с уважением и даже почтением.
Теперь, по прошествии многих лет, я удивляюсь на терпение и выдержку Анны Гавриловны. Ведь были мы, увы, совсем не пай-мальчики. Многие росли без отцов – время-то послевоенное. Несколько человек – из многодетных семей. А некоторых просто-напросто воспитала улица.
Мне кажется, не было такого, чтобы она не могла объяснить или сделать. Чему она только ни учила! Вроде бы мальчишки, а пришивали пуговицы и заплатки, штопали носки, осваивали столярное дело, выпиливали, выжигали. А какие красивые шкатулки из открыток мы делали под её руководством!
Какие экскурсии она нам устраивала! С ней мы узнали, как пекут хлеб. Помню, на хлебозаводе нас угостили тёплыми французскими булками и молоком. Ходили в кондитерский цех пищекомбината в переулке Смычка. Там нам показали, как делают карамель «Заря» и печенье, и дали по пакетику в подарок. Ходили мы и в музей. Были коллективные просмотры кинофильмов: «Чук и Гек», «Герои Шипки» и других.
И то, что я сейчас пишу стихи, – во многом заслуга моей первой учительницы. Это она научила меня понимать и любить поэзию. Анна Гавриловна заметила, что у меня хорошая память, я легко запоминаю стихи и чувствую ритм. Но читал я их как-то автоматически, без выражения. Вот тогда она и начала со мной заниматься дополнительно: оставляла после уроков и заставляла понимать и чувствовать стих, его ритм и содержание. Мне, конечно, не очень хотелось: ребята гуляют, а я тут учусь. Но постепенно втянулся.
Во время моего обучения мы даже не могли себе представить грубого обращения с учителями. Невольно приходят на ум слова классика: «О времена! О нравы!»
«ДРАМКРУЖОК, КРУЖОК ПО ФОТО»
Из-за переезда на новое место жительства я с шестого класса учился в школе № 10 по улице Суворова. Сейчас на этом месте выстроили современное здание. А тогда было два этажа в виде буквы «П». В нём не имелось даже спортзала – физкультурой занимались в большом коридоре на втором этаже. Уроки труда проходили в одном крыле подвала.
В классе я прижился сразу: я вообще легко сходился с ребятами, считался выдумщиком и заводилой. К тому же, уже много чего умел, успел позаниматься в кружках авиамодельном, судомодельном, выпиливал из фанеры, выжигал. В кружке рукоделия вышивал и даже учился вязать крючком. По полгода занимался гимнастикой и акробатикой. В Доме пионеров на улице Шмидта занимался в танцевальном и драматическом кружках. В танцевальном, правда, недолго: очень мне не нравились занятия у станка. А вот в драматическом – аж два с половиной года. Мы ставили пьесы «Снегурочка» (я играл Лешего), «Витя Малеев в школе и дома». С пьесой «Два клёна» выступали на сцене драмтеатра на смотре художественной самодеятельности. Но я не зазнавался, поэтому быстро влился в коллектив.
«ГОЛУБЬ МИРА» НА НЕМЕЦКОМ
Немецкий язык я не очень-то любил. Видимо, сказывалась недавно окончившаяся война, и была какая-то внутренняя натянутость. Так что и успеваемость была так себе: еле-еле на «троечку».
Преподаватель немецкого языка Наталья Ивко сумела найти ко мне подход, и уже к концу учебного года я мог рассчитывать на твёрдую «четверку». Впоследствии мне это пригодилось. После армии я поступил в Автомеханический техникум, где иностранный язык был обязательным. Хотя прошло несколько лет, но я ещё не всё забыл. А стихотворение Friedenstaube («Голубь мира») помню до сих пор.
ПО РУССКОМУ – «ТРИ», ПО ЛИТЕРАТУРЕ – «ПЯТЬ»
Не скажу, что я сильно успевал по русскому языку, но по литературе учился хорошо. Во-первых, я был сильно начитанным. Кроме книг по программе, прочитал массу приключенческих и исторических произведений, сказок разных народов, детективов. А уж всякие военные повести и рассказы – сам Бог велел. Поскольку память у меня была отменная, я частенько этим пользовался.
– Вот ведь какая напасть, – не раз говорила учительница русского языка и литературы Галина Чвялева, – и излагаешь хорошо, и обороты интересные, и природу выразительно показываешь, а ошибок наделал кучу! И ошибки пустячные: то букву не дописал, то запятую не там поставил. Так что за русский – «три», а за литературу – «пять». Если б не это, можно было бы в гороно послать!»
Немало она со мной помучилась, но всё же до «четвёрки» дотянула.
– У тебя мысли опережают руки, – повторяла она частенько. – Просто не торопись. Со временем это пройдёт, если будешь стараться.
«ДОЛЕЧКА»
У Евдокии Яшкиной я не учился. Она преподавала французский, а я изучал немецкий. Тем не менее она мне очень запомнилась. Полноватая, с круглым доброжелательным лицом, обрамлённым кучерявыми волосами, она носила очки с толстыми стеклами. Несмотря на полноту и болезнь сердца, была очень подвижной. Казалось, что она излучает энергию. Однако добродушный вид был обманчив. Строгая, но справедливая, очень любила детей, и мы любили её, хотя и побаивались.
Евдокия Андреевна организовала в школе драмкружок, куда пригласила меня, чтобы убрать мою излишнюю энергию и помочь ей советами, ведь я занимался в драмкружке в Доме пионеров. И правда, в некоторых вопросах я помогал и подсказывал.
В школьном кружке мы ставили пьесу по сказке Джанни Родари. Сначал я играл Чипполино, потом синьора Помидора. Некоторые однокашники до сих пор вспоминают меня в этих ролях.
Много лет спустя от её бывшей одноклассницы я узнал, что в школе Евдокию Андреевну звали «Долечкой» и очень уважали.
ОБУЧИЛ ПРОФЕССИИ
Седьмой класс у нас был выпускным. Мы сдавали три экзамена. Получив «три» и «четыре» по математике и две «четверки» за сочинение, я даже не пытался поступать в техникум, где был конкурс четыре человека на место. Так как финансовое положение семьи было не очень, решил идти в ремесленное училище № 37. Отец сказал, что сначала нужно получить профессию, а доучиваться можно и в школе рабочей молодёжи.
В училище мастером–воспитателем нашей группы № 10 был Александр Пузанков. Теперь я понимаю, как непросто ему было с нами, ведь ему пришлось искать подход к 15 пацанам и 10 девчонкам и обучить их профессии токаря. Я бесконечно благодарен Александру Алексеевичу за то, что он смог привить мне любовь к токарному делу. Училище, в 1962 году переименованное в профессионально-техническое, я окончил со вторым разрядом, а после армии два года работал токарем в ремонтной мастерской военной техники, уже имея пятый разряд.
«ЗАБИРАЙ СВОЙ КУРЯТНИК»
– Хороший чертёжник должен уметь абстрактно и объёмно мыслить, а уж потом перенести всё это на ватман, – говорил нам учитель черчения Иван Емелин.
Это был пожилой, чуть-чуть лысеющий, немного неопрятный мужчина с красным, постоянно шмыгающим носом. Из-за своего ринита он порой до смешного сильно гнусавил. Это не мешало ему прекрасно рисовать.
Иван Михайлович имел одну неприятную привычку: проверял наши работы только с красным карандашом. После его проверок чертёж приходилось перечерчивать.
Обладая своеобразным чувством юмора, Емелин и отметки ставил оригинальные: ¾, ½, 1=. Чтобы получить у него «пятёрку», нужно было выполнить работу правильно, без единой помарки и объяснить, откуда взялась та или иная линия. Ставя «неуд», он приговаривал: «Забери свой курятник, перечерти в пятикратном размере и не куриной лапой!» Особенно придирался Емелин к девчонкам, называя их почему-то техничками. Зато к концу обучения мы все хорошо чертили и разбирались в чертежах.
Поступив на вечернее отделение техникума, я был приятно удивлён встретить Ивана Михайловича, преподававшего там черчение. Он меня тоже узнал: «Ба, гляди, это же Яшурин! Ты вот что, изобрази мне несколько чертежей: штрихи и линии, шрифты, ну и пару-тройку развёрток. Чай, не забыл? А потом будешь мне помогать учить техничек».
***
Давно уже нет в живых этих замечательных учителей. Вспоминаю о них с большой благодарностью. И думаю, не только я один.
Владимир ЯШУРИН
Фото с сайта berkem.ru